В конце 2018 года на глаза мне попался стомильник Лондон — Оксфорд, плоский и простой, а я тогда столько не бегал и решил сделать его своим первым. Но слоты на 2019 разлетелись сразу после начала регистрации аж за 9 месяцев до старта. На следующий год зарегистрировался вовремя, но случилась пандемия, и то сам старт отменяли, то въехать в страну было сложно. Слот мне любезно перенесли на 2021 год, а потом и на май этого года, к тому времени я уже пробежал не один стомильник, но туда все равно хотелось попасть, и вот в середине февраля, когда карантинные ограничения в Англии наконец сняли, мы с женой подались на визу. Однако из-за разразившейся войны визу дали лишь в июне — все силы британских консульских работников были брошены на обслуживание украинских беженцев. Слот пропал уже безвозвратно, а чтоб не пропадать и визе, я подыскал на начало сентября этот трейл под названием Millstone 100. Сперва, правда, возник некоторый затык, потому что, как ни смешно, формально я российский спортсмен, а не сам себе физкультурник. Организаторы, редко имеющие дело и с обычными-то иностранцами, долго ждали ответ аж от UK Athletics и в конце концов предложили такой вариант: я выступаю в нейтральном статусе, подтверждаю, что меня не финансирует государство, и воздерживаюсь от заявлений в поддержку президентов России и Беларуси. Поскольку они последние существа во Вселенной, кого мне взбрело бы в голову поддержать, я согласился; на том и порешили.
В Лондон пришлось лететь витиеватым путем через Баку, поэтому поехали заранее, чтобы после перелета отдохнуть пару дней в Манчестере, неподалеку от которого и проходит трейл. Переночевав в гостинице близ аэропорта, взяли машину и поехали в Манчестер. В парке недалеко от нашего жилья сидит на лавочке Тьюринг с ньютоновским яблоком в руке. После войны он работал в здешнем университете.

На табличке:
Отец компьютерных наук.
Математик. Логик.
Взломщик военных шифров.
Жертва предубеждений.

В 1952 году человека, интеллектом которого были спасены жизни сотен тысяч солдат, подвергли химической кастрации для подавления «неправильного» либидо. В конце августа в городе проходил гей-прайд, до сих пор много значков, флажков и другой символики. В ЛГБТ-цвета раскрасили даже пчелу — символ Манчестера (на городском гербе их целых семь).

В гостиничном лобби украинский флажок рядом с телевизором, по которому крутят ролики про еще не тронутую войной Украину. Украинским флагом укутаны статуи при входе в Манчестерский музей.

Старинная железнодорожная станция, построенная в 1842 году, теперь целиком скрыта внутри большого современного вокзала. На витраже схема воинских захоронений английских солдат в Европе 1914−1918, с этого вокзала они отправлялись на Великую войну. Рядом мемориал погибшим в теракте на Манчестер-Арене в 2017 году.
А во всю стену схема местной железнодорожной сети с обширным безрельсовым прогалом между Манчестером и Шеффилдом — это и есть Холмистый край (Peak District), по которому мне предстоит бежать.

Стомильная дистанция представляет собой две петли по 50 миль с центром в деревушке Каслтон в самом сердце национального парка Peak District в графстве Дербишир. Здесь начинаются Пеннинские горы, тянущиеся до самой Шотландии и отделяющие Северо-Западную Англию от Северо-Восточной, и это до сих пор самая пустынная область Англии (но, конечно, не Великобритании). Соревнование с 2019 года проводят местные бегуны Энди Брукс и Крис Хопкинс, долго вынашивавшие идею ультра-трейла в родном краю. Забавно, что командой Близко-трейла двигала та же идея, и наш первый трейл мы провели в том же 2019.

Трейл проходит в формате, который мне очень нравится и который нам хотелось бы развивать и в нашей стране — бег по треку, то есть без разметки и маршалов. 3 июля этого года мы опробовали его в Подмосковье на Дороге из Лавры и надеемся на продолжение опыта.
Маршрут Millstone проходит по известняковым холмам высотой до 650 метров н.у.м., набор высоты 5500 м. Таких стомильников я еще не бегал, и профиль трека выглядел бы даже устрашающе, если забыть, что весь набор состоит из пары десятков забеганий на 200−400 м.

Обязательным снаряжением является бумажная карта с магнитным компасом, а рекомендуемым — GPS-устройство. В наш высокотехнологичный век дело дошло бы до карты лишь в том случае, если бы сдохли и часы, и телефон, хотя я плохо себе представляю, как она помогла бы в минимально допустимом масштабе 1:50К, особенно ночью, потому что проблемы с навигацией оказались совсем иного рода, нежели решаемые картой с компасом.
Помимо этого, обязательны мембранные ветровка и штаны с проклеенными швами, теплая не беговая одежка на случай остановки, шапка и перчатки, так что жилет получился довольно увесистым. Также требовалось не формальное спасодеяльце, никого не способное спасти, а так называемый Bivibag (бивуачный спальный мешок), весящий ненамного больше одеяла, зато в него можно заползти целиком. У нас они стоят каких-то оскорбительных денег, а в Англии — от 500 рублей.
Питание требуют лишь на 400 ккал и именуют резервным, что вполне соответствует моему подходу — на бегу твердой пищи надо мало, она все равно плохо усваивается. Взял 4 сникерса, из которых одолел один. По правилам английского трейлраннинга пользоваться палками по умолчанию запрещено, об их допустимости должно сообщаться особо. Здесь они разрешены, но бегу без них, на Малидаке они только мешали. Названия дистанций носят местный колорит:
Millstone 100: область с XIII века знаменита жерновами и точильными камнями. Для зерна в основном использовали импортные жернова — сперва из вулканической лавы из Кельна, но они окрашивали муку в неприятный темный цвет, поэтому позднее перешли на кварцевые с берегов Марны. А местные из песчаника применялись для дробления древесины на пульпу при изготовлении бумаги и для размола руды на металлургических заводах Шеффилда, их рабочая поверхность — не торец, а цилиндрическая часть, то есть в процессе работы они перекатываются подобно колесу. Такими жерновами отмечены границы национального парка.

Limestone 50: известняк образует геологическое основание района, и только в северной части он покрыт песчаником.
Peveril 33: норманнский рыцарь Уильям Певерил получил здешнюю землю (помимо множества прочих земель) в награду от Вильгельма Завоевателя, назначившего своего любимца Смотрителем Королевских лесов. К 1086 году он возвел замок, названный Peveril Castle и давший имя деревне Castleton. Замок послужил Вальтеру Скотту декорацией для романа Peveril of the Peak (в русском переводе «Певерил Пик», хотя точнее было бы «Певерил из Пика»). Замок был построен из камня, что необычно для норманнов, предпочитавших дерево, поскольку для защиты от еще не смирившихся с завоеванием саксов крепостей надо было много и срочно. От замка частично уцелела лишь цитадель на царящем над деревней высоком холме. Ее, впрочем, построил уже Генрих II Плантагенет, отобравший поместье у сына Певерила в наказание за поддержку своего врага, короля Стефана Блуаского (внука Вильгельма).

Туристическая история края началась в 1900 году и была тесно связана с рабочим движением. В сентябре того года инженер и лейборист Берт Уорд основал клуб «Шеффилдские походники» под эгидой левого еженедельника «Сигнальная труба» (Clarion). В первый поход по холмам, окружающим деревню Идейл, собрались 11 мужчин и 3 женщины, а через двадцать лет это был уже крупнейший английский клуб пешего туризма. Лозунги клуба: «Недалеко ушел тот, кто ни разу не сбился с пути»; «Пеший турист — улучшенная версия человека». Клуб участвовал в борьбе за отмену ограничений на свободное передвижение, то есть за доступ на частные территории, и устраивал организованные нарушения границ частных владений, из-за которых по Англии в те времена было толком не пройти и не проехать.

Каслтон, где расположен центр соревнований, насчитывает всего 600 жителей и состоит по большей части из каменных домов XVI—XVIII веков, многие из которых превращены в гостиницы и приюты.

Решив провести здесь после забега несколько дней, мы сняли на окраине деревни, на бывшей ферме у Гусиного холма, домик, носящий название с неожиданно уместным спортивным оттенком — Coach House. Вообще-то это бывший тележный сарай, но в начале XIX века в оксфордском сленге coach стало означать тьютора, который помогает студенту подготовиться к экзамену, то есть «провозит» через экзамен (привет школьным буксирам из «Денискиных рассказов»). А к середине века coach уже приобрело современное спортивное значение «тренер». И не могу умолчать о происхождении самого слова — от венгерского городка Коч, где в XV веке изобрели необычайно покойные кареты на стальных рессорах, стремительно распространившиеся по Европе вместе со своим названием, породившим (через немецкое посредство) и русского кучера.
Из окна открывается вид на холмы и пастбища.

Сто миль стартуют в шесть вечера, поэтому хотел приехать пораньше, чтобы поваляться хоть пару часов. Но завозились в Манчестере, зависнув под конец в изумительной городской библиотеке, выстроенной в 1934 году в стиле римского Пантеона, с совершенно свободным доступом, огромным читальным залом и отдельными кабинетами, с тематическими стендами, компьютерами, картами, справочниками и соблазнительными креслами для чтения.

Пока добрались до Каслтона, времени оставалось только проверить укладку и переодеться. Стартовые пакеты выдают с 16 часов в методистской церквушке, отданной на два дня в полное наше распоряжение. На столе заготовлены булавки, стартовые номера, зеленые браслеты с чипом и оранжевые коробочки со спичечный коробок — GPS-трекеры, позволяющие следить за участником онлайн. Больше в стартовый пакет не входит ничего. Футболку можно было заказать отдельно. Насколько могу судить по своему скромному опыту, этот подход, непривычный для наших разбалованных организаторами бегунов, характерен для английских трейлов.
Не позаботившиеся заранее об обязательной карте могли приобрести ее тут же в роскошном цветном исполнении за 25 фунтов.

Сто миль бегут всего 28 человек (3 женщины), остальные дистанции стартуют утром, там около двух сотен участников. Оранжевый трекер не разрешают класть в жилет, а прикручивают скотчем на лямку жилета на плече. Видимо, он такой маломощный, что иначе будет терять сигнал.
Проверка снаряжения доброжелательная, но непреклонная. Несколько беспокоила бумажная карта, которой я пользоваться не собирался, распечатав в минимально допустимом масштабе на ч/б принтере с иссякающим порошком. Но прокатило. Кстати, многие ли знают о чудесной опции в nakarte. me, позволяющей сформировать настоящий атлас нужной области? Я ее обнаружил случайно. Надо нажать на печать в нижнем левом углу и распределить желаемым образом прямоугольнички нужного масштаба и ориентации, после чего сохранить в pdf и распечатать полистно.

Заброску принимают на 82-й км — середину пути. Собственно, она никуда не поедет, потому что середина как раз здесь, в церкви. Я бегу без заброски.
Фотографируют с номером в руках. Изо всех сил стараюсь изобразить улыбку, но результат больше напоминает жертву киднэппинга с сегодняшней газетой в руках. У англичан, с детства тренированных отвечать улыбкой на каждый случайный взгляд, получается намного лучше.

В 17:40 брифинг. Преподобный Эндрю наставляет ультра-паству на истинный путь по Холмистому краю, коротко перечисляя главные особенности трассы, которые все равно не упомнить. До последнего колеблюсь, в чем бежать, ночью обещают 13, днем 18−20, возможен дождь. Все же останавливаюсь на шортах и короткой футболке поверх длинной (не прогадал).
Лимит крайне щадящий — 36 часов, с КВ на каждом пункте питания, где дозволено провести не больше часа. Моя условная цель — 30 часов, чтобы финишировать до ночи следующего дня и потом нормально выспаться.

Под аплодисменты немногочисленных зрителей и баллончиковую сирену выбегаем из церковных врат и через пару километров начинаем взбираться на перевал Hollins Cross. Некогда тут и правда стоял большой крест, снесенный в 1905. Бежится тяжеловато. После целого дня, проведенного на ногах, хотя и в неспешной прогулке, никакой свежести нет. Ну авось еще разбегусь.
Через этот холм каслтонцы ходили на открытую в 1795 году хлопковую фабрику в Идейле, а идейлцам до середины XIX века приходилось носить через него в Каслтон своих мертвых, потому что у них не было своей церкви.

С перевала мощеная тропа ведет вверх на царящую над долиной Материнскую гору (Mam Tor), названную так, потому что нередко порождает оползни, формирующие «дочерние» холмики. 60 лет назад один такой оползень испортил проходящее под ней шоссе, с тех пор закрытое. На горе недавно обнаружены остатки древнего кельтского поселения. Жизнь там не была легкой: своей воды нет, взбираться тяжело, ведь в те времена гора была много выше. Зато далеко видать и сподручно обороняться.

Отсюда открывается вид на Hope Valley, название которой переосмыслено на современный лад. На самом деле, это не Долина надежды, а Долина-долина, от др.-англ. hope — лощина (родственник церковно-славянского кѫпъ — холм). Ну, а мы спускаемся в деревню Edale.

На 10-м километре, пробежав деревушку,
начинаем взбираться на Kinder Scout. Название переводится вовсе не дитя-разведчик. Предполагают, что на древнеанглийском оно означало «переливающуюся воду» и было связано с 30-метровым водопадом Kinder на одноименной реке. Летом он превращается в тоненькую струйку, но во время дождей при сильном западном ветре его задувает обратно наверх, и облако водяной пыли видно за несколько километров. Зрелище наверняка замечательное, но сегодня я не против, что его не видно.
24 апреля 1932 года четыре сотни молодых рабочих из турклуба английских комсомольцев под водительствам секретаря Спортивной федерации английских рабочих с трех направлений забрались на Kinder Scout, тогда еще закрытый для свободного посещения. Незаконное проникновение не считалось уголовным преступлением, однако кое-кому впаяли по несколько месяцев заключения за неаккуратное обращение с местными егерями, попытавшимися им воспрепятствовать. Восхождение стало одним из самых успешных в английской истории актов гражданского неповиновения, приведя в 1949 году к принятию закона о национальных парках, открывшего свободный доступ в этот обширный район, а также к созданию пешеходной Пеннинской тропы длиною в 430 миль отсюда и до самой Шотландии.
Подъем крутой и каменистый, но помогают высеченные в горе ступеньки. Путь этот называют Лестницей Иакова, которую, по местному поверью, устроил в XVIII веке фермер Джейкоб (Иаков) Маршалл, чтобы легче добираться до своего хозяйства.

За подъемом тянется каменистое плоскогорье, поросшее густым вереском. Его семечки проникают даже через гамаши, но они мягкие и вреда не причиняют. На вершине дует леденящий ветер, но я не тороплюсь одеваться, надеясь, что внизу потеплеет.
Эта северная петля маршрута проходит по Темногорью (Dark Peak), южная же проведет по Светлогорью (White Peak). Светлый известняк здесь повсюду, но на севере его занесли темным песчаником текшие там в каменноугольном периоде реки. На северную петлю пришлось в основном ночное время, но разница в цвете поверхности и вправду заметна. Вокруг ни души, если не считать овец, недоуменно взблеивающих при нашем приближении. Поверхность густо усыпана овечьим и коровьим навозом разной степени сухости. Смеркается, достаю фонарь. Можно еще бежать и так, но иногда хочется осветить непонятный участок под ногами.

20 км, первый чекпойнт, всего их предстоит десять. На каждом сканируют браслет, результат сразу идет в онлайн-протокол. На столах бананы, необычное изобилие мягких сладостей, какие-то пирожки и даже мелкая вареная картошка, но пока лишь пополняю воду, есть не хочется.
В сгустившейся тьме начинается такой же крутой, но уже безо всяких лестниц, подъем на Bleaklow Head. Одно из значений bleak — унылый, что вполне отражает открывающийся наверху вид: болотистая торфяная пустошь изрыта естественными канавами, сильно замедляющими движение. На самом деле, название восходит к древнеанглийскому blæc hlāw — черная вершина. Это второй по высоте и самый труднодоступный холм в округе, здесь много останков самолетов, их не вывозят за отсутствием дорог, в том числе Суперкрепость B-29, разбившаяся в тумане в 1948 году. На поросшей густым вереском вершине — пирамидка из камней.
Из описания трассы знаю, что бежим вдоль реки Torside Clough (от tor — вершина и сlough — ущелье), но в темноте ее не видно.
Начиная со второго ПП пью по несколько стаканчиков колы, из еды беру с собой только горсть кислых тянучек типа мармелада. Непривычно, что бананы не порезаны. Целый банан не хочу, прошу порезать на кусочки, волонтер сперва недоумевает, потом все же режет пополам. Съедаю половину, и такой он вкусный, что беру и вторую. Ржём.
На 38-м км пересекаю по мостику реку Etherow (возможно, от кельтского «русло»), с XI века служившую естественной границей между Дербиширом и Чеширом, а еще прежде, при II римском легионе, построившем здесь форт, это был важный путь через Пенинские горы. Затем вверх вдоль ручья Lady Shaw Dike (от др.-англ. sceaga — молодой лес, dike — ручей и личного имени Ladda, народноэтимологически сближеное с lady). Тропа усеяна камнями и ямами, внимательно смотрю под ноги. Оттого, что вижу лишь пятно света под ногами, боковому зрению постоянно мерещится, будто бегу мимо каких-то заборов и строений, чуть не цепляя их плечами. Но стоит посветить по сторонам, как убеждаюсь, что вокруг лишь камни да вереск. Попадаются ручейки и чвачные места, но их удается проходить по камешкам, не замочив ног. То и дело сбиваюсь с трека, потому что тропа своей колдобистостью мало отличается от целины и угадывается с трудом. И тогда приходится пробираться к треку между валунами по чавкающей грязи, ровность высокого вереска обманчива, под ним могут таиться провалы по колено.

44-й км. Догнал парня, бежим вместе. Сто миль он раньше не бегал, выбор, конечно, своеобразный для первого стомильника. Вдруг впереди недвижный фонарик участника, а у ног его в глубокой колее распростерся лицом в землю, раскинув руки и ноги, другой. Он без сознания. Первое впечатление — со всего размаху споткнулся на каменистой тропе и ударился головой. Но крови не видно. Щупаю пульс на запястье, но после быстрого бега ощущаю лишь собственный. Впрочем, бывший с ним парень указывает на спину: в свете фонаря заметно редкое легкое движение — дышит. Скорую он уже вызвал. Дико повезло, что все произошло совсем рядом с дорогой, метрах в трехстах, а до этого километрами тянулась совершенно пустынная непроезжая местность. Бежавший со мной обращается к телу: «Если ты меня слышишь, шевельни пальцем». Но тело не отзывается, а я говорю, что лучше бы ему ничем не шевелить, потому что неизвестно, что повреждено, может позвоночник.
Скорая обещала быть через 10 минут, решаю добежать до дороги, чтобы встретить и показать место. Две машины приезжают как раз, когда добегаю, показываю врачам — парню и девушке — на фонарики вдали и размышляю, что делать дальше. Помочь больше нечем, поэтому бегу дальше. Но вскоре приходит мысль: если придется нести его на носилках, то людей там недостаточно. Чертыхаюсь на тугодумие и бегу назад в горку. Возле пострадавшего огоньков прибавилось, а навстречу уже бегут две девушки. Поняв, что народу там теперь хватает, пристраиваюсь за ними, а скоро к нам присоединяются и остальные. Собралась группка из 7 бегунов, а это как-никак четверть всех участников. Плотно мы шли, получается. Обсуждают случившееся, поминая failure пейсмейкера, и я никак не возьму в толк, он ли кого-то пейсил, или его кто-то вел, и какое это имеет отношение к падению. Только на финише, расспросив Энди, понимаю: pacemaker — это еще и водитель ритма, кардиостимулятор. Он дал сбой, и парень потерял сознание, но не внезапно, так что успел опуститься на землю, ничего не повредив. К счастью, его откачали, будет бегать дальше… Он сильный бегун в М40, занял здесь в 2019 году второе место из 500 участников на 100К/+2150.

50 км. Крутой и каменистый (ну да, других тут пока не было) подъем на Маргаритину гору (Margery Hill). Недавно установлено, что каменная пирамидка на вершине представляет собой курган бронзового века. Два ночи, до рассвета еще 4 часа. Временами принимается моросить, и тогда свет фонаря, отражаясь от мельчайших капелек, становится совсем рассеянным, приходится встряхивать головой и переводить взгляд в сторону, чтобы вернуть резкость изображения. Часто спотыкаюсь, но упасть так и не довелось.
GPS-датчик на лямке начинает натирать плечо. Сдвигаю вперед - задеваю подбородком. Так и гоняю туда-сюда, пока он совсем не выскальзывает из-под скотча. Кладу в жилет, авось ничего, и так и вышло, сигнал поступал исправно.

То и дело приходится преодолевать ворота и калитки с запорами самых разнообразных конструкций. Запоры нужны, чтобы не разбежались овцы, в изобилии пасущиеся на огороженных территориях. Подбегая к очередным воротам, надо сообразить, как они открываются, при том, что некоторые снаружи открываются не так, как изнутри: с одной стороны надо дернуть длинную кочергу, а с другой — пальцем отжать собачку. Иные механизмы настолько заржавлены, что оказывается проще перелезть, чем с ходу с ними справиться. И надо не забывать их за собой закрывать и запирать. Возвратная пружина часто настолько ослабла, что к тросу привязан груз, но и он не всегда справляется.
Некоторые проходы закрывает бетонный столбик, оставляющий такую узкую щель, что у человека, ненамного превосходящего меня упитанностью, несомненно возникнут трудности с протискиванием. Попадаются и хитроумные калитки, хорошо знакомые мне по шотландскому Great Glen Ultra: толкнуть калитку вперед, войти в кольцеобразное пространство, протиснуться между калиткой и стенкой, толкнуть калитку назад и выйти в открывшийся проход. Овце до такого нипочем не додуматься, а я молодец, сообразил.

Возле некоторых ворот установлены конурки с продуктами местного фермера — яйцами из-под кур вольного выпаса, джемом и прочим, там же шкатулка с щелкой для денег и прейскурант. Шкатулка заперта на замок, но в пол не забетонирована.

На каждом ПП спрашиваю, сколько до следующего. На стартовом номере схемы чекпойнтов нет, а воду рассчитывать надо. Волонтеры, как обычно, точной информацией владеют редко, да еще часы мои упорно завышают пробег. Хорошо, что не жарко, иначе воду пришлось бы сильно экономить. Среди холмов заманчиво журчат ручьи, но в округе слишком много овец, чтобы соблазниться такой водицей.
Вода на ПП, судя по вкусу, из-под крана. Если волонтеры не успевают справиться с подбежавшей оравой, можно налить самому из 20-литровой канистры с удобным краником. Тару надо иметь свою, стаканчики не предусмотрены. Изотоника нет, только вода, кола и сквош — лимонный сок с газировкой, хорошо продирает. С собой таблетки изотоника, в одной поллитровке развожу их, в другой вода.
60 км, подъем на Derwent Edge; в утренних сумерках едва различимо далеко внизу водохранилище на реке Derwent (от кельтского dwr-gent — чистая вода). Узкая каменистая тропа обрамлена густой растительностью, ощущаю покусывания заматерелой сентябрьской крапивы. Это последняя вершина из крупнозернистого песчаника. На 69-м км, уже при первом свете, выхожу к плотине. При строительстве водохранилища Ladybower, законченного в военном 1943 году (еще пара лет потребовалась для заполнения) пришлось затопить две деревни, которые показываются на поверхность в сухие годы. Водосброс имеет интересную конструкцию: две огромные воронки под поверхностью воды отводят ее под самое тело плотины. При низком уровне они видны, но сейчас водохранилище полное.
Полагают, что название местности восходит к семейству Bower, арендовавшему тут землю в XVIII веке.

71-й км, несложный подъем на Победный холм (Win Hill), за которым возвышается Холм поражения (Lose Hill). В связи с этим, конечно, существует легенда о битве, произошедшей в VII веке между нортумбриийским королем Эдвином Святым и уэссекским королем Кинегильсом, занявшими перед сражением разные холмы; один выиграл, а другой, натурально, проиграл. Но исторических свидетельств о событии не сохранилось, и более реалистичным выглядит перевод Win Hill как «ивовый холм» (от др.-англ. wythine — ива), ну, а Lose Hill народные этимологи назвали позднее, когда о древнем имени ивы успели позабыть. Аналогичный казус произошел в Салтыковском лесопарке, где имеются пруды Блюдечко и Тарелочка. Первое действительно округлой формы и меньше второго. Однако Тарелочка, или Тарелочкин пруд, форму имеет вовсе даже прямоугольную, и названа по мельнику Тарелкину, державшему в XIX веке мельницу при прудовой плотинке, Блюдечко же получило свое имя просто по аналогии.
Верхушка Win Hill именуется Pimple — прыщ, здесь установлен триангуляционный знак. Плавный спуск в долину, и вот уже я энергично зашагиваю в травяниcтый склон Lose Hill. На блестящей от утренней влаги ядовито-зеленой траве поблескивают свежайшие глянцевито-черные овечьи орешки и ползают столь же радикально черные колбаски с лапками, про которых мне нравится думать, что они кивсяки, и на которых трудно не наступить, такое их множество. Жалею, что не сфотографировал — красиво и было бы, что показать местным, чтобы выяснить, как их тут называют, потому что по описанию они так и не поняли, предлагая лишь обобщенное millipedes — тысяченожки.
Остается несколько километров до завершения северной петли, но из-за набавленных часами километров не знаю, сколько именно. Ровная дорога идет небольшими волнами, после бесконечного ночного карабканья и соскребания бежится легко и с удовольствием. Начинаются окраины деревни, может, уже Каслтон? Пробежав железнодорожный мостик, понимаю, что еще не он, там железной дороги нет. Наконец за поворотом холма открывается ведущая в город дорожка, по которой я уже пробегал в начале пути.

82 км позади, а по часам аж 87, хоть особо и не блудил. Получилось за 14:40, так что план на финиш из 30 часов становится крайне сомнительным, хотя вторая половина легче и по набору, и по поверхности. Волонтеры у входа аплодируют и звонят в коровьи колокольчики. Пол в церкви застлан пленкой. Спрашивают, какой желаю суп — томатный или овощной. Выбираю второй, он оказывается густо-фасолевым и едва теплым — именно таким, какой удобно пить. На всякий случай провожу ревизию кроссовок, но оттуда ничего особенного не вытряхивается. Управляюсь за 10 минут и выбегаю на вторую петлю.
Время 8:50, на паркинге на другой стороне шоссе уже собралась толпа стартующих на 33 и 50 миль (110 и 70 человек). Отлично, побегу среди них, будет проще с навигацией. Они аплодируют и кричат что-то ободряющее, среди них Энди, и по его веселому лицу понимаю, что с парнем, потерявшим ночью сознание, ничего худого не случилось. Через сотню метров поворачиваю по треку направо, улица переходит в круто поднимающуюся тропу.
Ломанной линией она взбирается по травянистому склону, прошло уже минут двадцать, но что-то никто меня не догоняет и внизу никого не видать. Размышляя над сей странностью, продолжаю подъем и через километр вдруг решаю проверить, какой предстоит набор на этой петле: 5200. Что за черт, я же должен был уже набрать больше половины из 5500! Смотрю расстояние до финиша: 161 км. Приплыли, я иду не в ту сторону. Как же так, ведь бежал четко по треку! Стою и туплю сперва в часы, потом в телефон. В сплетении линий у пересечения петель ничего не могу понять. Бегу назад, срезая серпантин по крутому травянистому склону и следя, когда часы покажут разветвление, где я, видимо, побежал не туда. Ничего. В отчаянии добегаю до церкви, снова приветственные крики и колокольчики. Ору, что уже тут был и убежал не туда и куды теперь бечь. Подходят волонтеры и так же тупо пялятся в мой телефон. Наконец приходит самый знающий, уверенно указывает на дом с белыми ставнями вдали по улице и велит бежать от него наверх, где я вольюсь в трек. Так и происходит, я на треке, и остаток пути и набора соответствуют здравому смыслу.
Длинный жаркий асфальтовый подъем, вокруг ни души, народ уже в нескольких километрах, а сколько стомильников я пропустил? Бреду и кляну себя: оторвать бы руки-ноги и пустить бы по дороге. Но куда же надевать кроссовки с часами? А без них сто миль не одолеть. Но напрасно я так уж себя корил. После финиша разобрался, в чем было дело. На первых двухстах метрах начальный и конечный отрезки второй петли совпадают, проходя через паркинг. На GPS-треке финишный отрезок проложен как надо, через паркинг, а вот начальный — напрямик через забор прямо от церкви и до перекрестка, где расходятся пути на вторую петлю и на финиш. Не знаю, почему так вышло — GPS у оргов сдурил, спрямив участок, или сами вручную развели треки для наглядности. Но Suunto 9 обладают таким продвинутым мозгом, что если побежать по треку обратно, они решат, что хозяин нарочно изменил направление, и поведут по треку в обратную сторону. Прежние мои Suunto 3 не умели автоматически менять направление, и в такой ситуации показывали бы движение вне трека, пока я не сменил бы направление вручную.

И вот когда я от церкви побежал через парковку, чересчур умные часы подумали, что я просто выбрал обратное направление, ведь через ворота проходил только финишный отрезок второй петли, и естественно показали поворот направо сразу за парковкой. Остальные стомильники, как я понимаю, по большей части местные или уже тут бегали и ошибку не совершили. Конечно, если бы я внимательно изучил это хитрое место, да еще и запомнил… А самое досадное, что не торопись я так на церковном ПП и проваландайся еще минут десять, стартовал бы аккурат с большой группой или сразу после нее и побежал бы правильно.
Ну, а теперь, потеряв зазря 35 минут, тащусь по разгорающейся жаре вверх, гадая, когда же нагоню хотя бы самых медленных на 50 миль. Это произойдет лишь через два часа, на гребне Shatton Edge (от до.-англ. scēat – угол, грань и tūn - усадьба).

101 км, плавный беговой подъем на Froggatt (от др.-англ. frog cot — лягушачий домик) и Curbar (от собственного имени Corda и burgh — форт). Петля действительно оказывается много легче первой, и я снова подумываю о реалистичности 30 часов, ведь на предыдущем участке я потерял не меньше часа на ожидание врача и движение в обратную сторону. Вскоре догоняю пару стомильниц, убежавших от меня (или я от них?) после Каслтона. Справа открываются такие виды, что запоминаю точку, чтобы завтра вернуться и все подробно рассмотреть. Склоны поросли фиолетовым вереском и желтым дроком. Снимаю живописную скалу, а меня снимает затаившийся в ней второй и последний на сегодня фотограф.
Бежится все так же хорошо, что до крайности меня удивляет, ведь позади больше ста км и 3500 набора.

На 107-м км начинается поместье Chatsworth, резиденция герцогов Девонширских. На брифинге предупреждали, что из-за ярмарки его придется обойти, но для обхода не нужен даже трек — он четко обозначен предназначенными для посетителей указателями, ведущими по зеленым лужайкам в обход многолюдного празднества. За рекой Дервент и огромным полем, где тусит народ, где качели-карусели и стрельба по тарелочкам, виднеется дворец, в котором после бегства из Шотландии, наряду с несколькими другими замками поблизости, содержалась Мария Стюарт. В этом удобном месте на далеком расстоянии и от моря, и от Лондона, Елизавета I могла более не опасаться ее козней. Здесь Мария прожила с 1568 года, когда здание было только что выстроено, до своей казни в 1587 (несмотря на все трудности, она все-таки не уставала строить козни). Здание многажды перестраивалось, приняв современный облик лишь к началу XVIII века. Название поместья происходит от Chetel’s-worth — подворье норвежца Четела жившего во времена Эдуарда Исповедника в XI веке.
Но как же вышло, что резиденция герцога Девонширского находится в сердце Дербишира? Не патриотичненько как-то. А дело в том, что Кавендиши, владевшие поместьем с 1549 года, приобрели титул герцогов Девонширских лишь в 1694. Не переезжать же было в Девоншир, когда уже так прижились в Дербишире? Здесь родился и вырос великий химик Генри Кавендиш, приходившийся второму герцогу Девонширскому внуком, но, к счастью для химии, не через старшего его сына, иначе бы ему было сильно не до химии. В этих стенах провел последние свои годы Томас Гоббс, всю жизнь тесно связанный с семейством Кавендишей.

Обширные зеленые луга по эту строну реки превращены в парковки, бегу мимо машин в легкий уклон. Встречные и поперечные приветствуют и подбадривают. Слыша очередное Well done!, думаю, что таки я уже точно не medium-well, хотя по ровному все еще могу бежать. А бежать везде, где только возможно, надо обязательно, ведь неизвестно, сколько впереди вынужденной ходьбы по неудобью. Поэтому на шаг перехожу только для преодоления очередных ворот или калитки.
Снова колдобисто-спотыкливый подъем — на Lathkill Edge (от др.-сканд. hlada-kill — амбар в ущелье).

120 км, ПП-8, здесь снова неожиданно суп, выбор тот же, беру фасолевый. Волонтеры одеты в едином стиле, название которому я не знаю.

Начинаются бесконечные пастбища, разгороженные каменными заборами. Кажется, я преодолел их штук тридцать. Или сорок? Не удивлюсь, если и все шестьдесят. Заборы строились на протяжении веков при распашке насыщенных камнями земель и, несмотря на кажущуюся простоту, имеют довольно затейливое устройство, зависящее от характера наличествующих в данной области камней. В Холмистом краю, изобилующем известняком, стены имеют характерную светлую окраску. Нижний ряд самых крупных валунов заглублен в землю, внутрь кладки из крупных камней засыпаны мелкие, стенки после сборки утрамбовывают внутрь, чтобы они плотно заполнили внутреннее пространство. Особо подобранные по форме камешки скрепляют наружную кладку подобно штифтам и распирают подобно клиньям. Для разгрузки стены от края до края горизонтально проложены крупные плоские камни, а венчает стену ряд небольших плоских камней ребрами вверх. Благодаря этому стена сохраняет устойчивость даже при выпадении отдельных крупных блоков.

Перелезая очередную стену, думаю лишь о том, чтобы успеть миновать эту местность до темноты, потому что по треку найти перелаз через глухую стену нелегко. Устраивают его обычно в углу пастбища, но иногда и посередине, и тогда в темноте его можно отыскать, только бродя наугад вдоль забора. Перелазы устроены из трех валунов от меньшего к большему, на которые можно зашагивать, придерживаясь за верхний ряд камней, они обычно в этом месте сцементированы, чтоб не выпасть. Иногда за перелазом вбиты пара кольев, за них держаться еще удобней. Кое-где перелазы устроены и в обычных заборах. Радуюсь, что не болят никакие мышцы, иначе перелазы превратились бы в мучение.

Английский «Закон о сельской местности и правах прохода», принятый в 2000 году, который организаторы настоятельно просят соблюдать, чтобы не ставить под угрозу будущие забеги, требует пересекать пастбища только по тропе или по прямой между входом и выходом. Отклонение допустимо лишь для спасения от опасного животного. Сложно представить себе разъяренную овцу, да и мечтательные коровы с явно накладными ресницами не представляют угрозы. Но несколько раз подозрительный интерес проявляли упитанные бычки, недобро подаваясь вперед при моем приближении. В таких случаях я принимался размахивать руками и громко лаять, вводя их в недоумение, достаточное, чтобы успеть удалиться на безопасное расстояние по направлению к спасительному перелазу.
135 км. Нагоняю мужчину и женщину с 50 миль и бодро обхожу легким бегом. Говорят «молодец» и все такое. Они остаются далеко позади, а я оказываюсь в густом лесу на склоне холма. Вокруг разворачиваются идиллические картинки: крутые спуски к ручьям, в которых попадаются утки и лебеди, замшелые мостики, влажные ущелья и даже подобие курумника, в который, к счастью, сегодня взбираться не надо. В лесу слышится мощное мерное жужжание, но кусаться никто не кусается. За вычетом этих звуков царит мертвящая тишина. Ветер стих, даже травинка не шевельнется.

Внезапно трек упирается в запертые ворота. По идее такого на нашем пути быть не должно, но пару раз я уже запертые калитки перелезал, не знаю уж, насколько правильно при этом бежал. Пройдя немного по лугу, понимаю, что не туда, но трачу несколько минут на не тронутую прохожими роскошную ежевику, надеясь, что меня не пристрелят с соседнего холма за проникновение на частную территорию. Во всяком случае, собаку без поводка, оказавшуюся на чужом пастбище, вполне может ждать такой исход.

Снаружи от ворот все-таки отыскиваю неприметную тропку вдоль забора, и тут меня догоняет давешняя пара 50-мильников. Так дальше и идет — бодро от них убегаю, залезаю в какое-нибудь внетрековое непотребство, а пока выбираюсь, они меня шагом догоняют; некоторое время понуро бреду с ними, снова убегаю и снова сбиваюсь. То ли они знают трассу, то ли вдвоем проще ориентироваться, то ли просто лучше соображают. Никакой сонливости или тяжести в голове не ощущаю, но все же 35 часов без сна могут давать о себе знать (накануне утром поднялись довольно рано, а поспать перед стартом не удалось).
Хуже всего, когда трек отходит от тропы под острым углом. Часы такой плавный отворот не показывают и сигналят, лишь когда тропки расходятся уже метров на двести, а поскольку между ними вполне может оказаться забор с колючей проволокой или ручей, возвращаться приходится далеко. В OsmAnd такие вещи видно, но не бежать же все время с телефоном в руке. Зато в телефоне можно быстро разобраться, если забрел не туда.
На 142-м км открывается вид на виадук Monsal через реку Уай, построенный в 1863 году. Многие тогда считали, что железнодорожный мост изуродовал долину. В 1871 году критик и поэт Джон Рёскин писал, обращаясь к ученым, не видящим за ботаникой цветка, за гуманизмом — человека, за теологией — бога и сводящим человека к набору механизмов, а бога — к набору сил (цикл писем к британским рабочим Fors Clavigera, Письмо V, перевод мой):
«Вы лопаетесь от гордости, заставив солнце рисовать для вас коричневые картинки. Что ж, со временем и сие ухищрение может оказаться полезным. Но в Англии и в прежние времена солнце умело расписывать пейзажи, и не только в коричневый, а в изумрудные, бирюзовые и все прочие мыслимые цвета. В те поры вы и взглянуть на них не желали; не печалитесь о них и теперь, когда солнце, затмлённое дымом, способно малевать лишь коричневые кляксы через дырочку в ящике.
Пролегала некогда между Бакстоном и Бейквеллом скалистая долина, волшебством своим подобная Темпейской теснине. На заре и на закате дня вы могли повстречаться с божествами — Аполлоном и сладкоголосыми музами света, вышедшими прогуляться по лужайкам и меж скалистых утесов. Вам не было дела ни до богов, ни до лужаек, вы помышляли лишь о деньгах (коими не могли разжиться иным способом) и вознамерились добыть их с помощью того, что Таймс зовет Предприятием Железной Дороги. И вы Предприняли Железную Дорогу через долину — разнесли взрывчаткой ее утесы и вывалили тысячи тонн глины в ее дивные струи. Долины больше нет, покинули ее и боги, зато отныне любой болван из Бакстона за какие-нибудь полчаса доберется до Бейквела, а любой болван из Бейквела — до Бакстона, каковой взаимообмен вы почитаете весьма полезным. Но что в итоге? И там, и там одни болваны».

Правда, Рёскин позабыл, откуда взялась сама Темпейская теснина: проход между горами Оса и Олимп пробил Посейдон, и из вполне практических видов — дабы освободить долину от затопивших ее вод Пенея Фессалийского. Вероятно, и его тогда критиковали ревнители первозданной фессалийской старины.
В 1968 году линию частично разобрали за промышленной ненадобностью. В Бакстоне железная дорога осталась, а в Бейквеле ее больше нет. Означает ли это прекращение круговорота болванов в регионе?
144 км, выбегаем все так же втроем на трассу бывшей железной дороги, по которой теперь провели пешеходно-велосипедный маршрут, пересекающий Monsal Dale (dale — родня нашему долу). Снова стемнело, начинается моя вторая ночь. Ровная, утрамбованная дорога, спутники начинают бежать, с радостью их поддерживаю. Остается несколько километров до последнего ПП. Минуем два тоннеля, второй даже освещен. А в неосвещенном дорогу норовит перебежать двигающийся с моей скоростью черный человек. И сколько ни говорю себе, что это моя собственная тень, нарисованная на темной стене фонарем спутника, присутствие черного бегуна столь озязаемо, что то и дело шарахаюсь, когда он норовит меня подрезать.

Появляется свет в конце тоннеля. Для ПП рановато. Свет мечется по стенам, и мы понимаем, что это человек — бегунью с полтинника нагоняем почти у ПП сразу за выходом на волю. Волонтеры на этом последнем ПП одеты своеобразно (фото утреннее и не мое).

Здесь кола только на донышке последней бутылки, высасываю из горла, заправляю воду и сразу убегаю к очередному забору, остальные не торопятся.
Забор попадается непростой: запертые ворота и по маленькому проходу слева и справа, которые я сперва не замечаю. Слазил напрасно за забор, вылез обратно, обнаружил боковые проходы. На треке, конечно, нужный неразличим. Пока пытаюсь вычислить его по карте в телефоне, подходит и группа с той самой девушкой, она уверенно выбирает правый проход. Пристраиваюсь за ней, и скоро мы сильно отрываемся от остальных. Она очень быстро и энергично идет с палками, едва за ней поспеваю и замечаю, что она совсем не пользуется треком. Оказывается, Джоан местная и знает все закоулки. Одна беда — бежать не желает категорически. Раздумываю, что лучше: идти быстрым шагом, переложив на нее тяготы навигации, или все-таки побежать вперед, взвалив на себя связанные с ней риски. Никогда еще так свободно не бежалось после 150 км, и как раз теперь приходится идти! Однако через несколько километров отдаю себе отчет в том, что несколько резких своротов сам я непременно бы пропустил, и благоразумие временно одерживает верх.
160 км, остается всего 10. Понятно, что никакими тридцатью часами уже не пахнет. Снова тянутся огороженные пастбища, в темноте с трудом в четыре глаза отыскиваем проходы и перелазы. Чтобы быть хоть как-нибудь полезным, держу палки Джоан, пока она преодолевает очередной перелаз, они даются ей тяжело. На каком-то пастбище привязываются мошки, прилетевшие на свет. Стоит его выключить, они исчезают, но нельзя же бежать без света.
После очередного забора Джоан останавливается подсоединить к фонарику внешний акк и, видимо, сделать другие важные дела, и я ухожу вперед. Скоро, однако, оставаясь вроде бы на треке, упираюсь в каменную стену без признаков прохода, тянется она и слева, да еще с колючкой поверху. Пока тыкаюсь без толку в разные стороны, Джоан спокойно проходит далеко внизу вдоль ручья, откуда меня подло увела очередная тропка под острым углом. Страшась потерять надежную проводницу, перелезаю стенку, стараться не ошкрябаться о колючую проволоку, скарабкиваюсь по откосу и с трудом догоняю ее — как раз в этом месте тропа с валунами не позволяет бежать.
Минуем многоэтажный коровник, от которого разит за двести метров, краем глаза замечаю стоящих на голом бетонном полу коров.
В городке Пик Форест за 6 км до финиша Джоан встречает знакомых и останавливается поболтать, я ухожу вперед и наконец перехожу на бег. Деревенская улица через очередные ворота выводит в поле и сменяется грунтовкой, тянущей наверх, до финиша остается два холма. Тропы не видно, под ногами то высокая, то утоптанная луговая трава и кусты, хорошо, что за столетия убраны все камни, можно бежать. Похоже, трек пересекает склон наискось, удерживать направление нелегко, глазу не за что зацепиться, чтобы понять угол и держать курс, тело норовит бежать по траверсу или прямо вниз. Снова подъем по такому же склону, черное небо впереди пересечено черным гребнем холма. По моим представлениям оттуда я должен увидеть Каслтон, остаются какие-то три километра, на которых еще одна горка просто не уместится. И правда, с гребня завиделись огоньки в домах и фары на шоссе. Сейчас я как раз там, куда добежал по ошибке утром. Внизу в какой-то сотне метров три фонаря бегунов, но близость обманчива: я уже знаю, что тропа тут идет по склону зигзагом. Соблазнительно, конечно, спуститься напрямик, как утром, но теперь это будет срезка. По треку между нами не меньше километра — уже не догнать.
Наконец деревенская улица и парковка, откуда стартовали полтинники, за ней светится церковь. Бегу на свет и утыкаюсь в забор — выход-то с парковки с краю. Обегаю почти всю площадку, пересекаю шоссе, и вот долгожданные церковные ворота. Арки уже нет, останавливаюсь там, где она была, но мне кричат, чтоб поднимался к церкви. Последний раз сканируют браслет, теперь точно всё.
Приносят специально подогретый вкусный куриный суп, на столах еще какая-то снедь, но мне больше ничего не хочется — главное перебить надоевшую сладость во рту. Вручают трофи — доску для сыра. Для остальных дистанций — подставки под пиво, все из разного дерева. В прошлые годы и для сотки были подставки, но они всем надоели.

Когда уже ем суп, дочка и жена говорят, что я чуть не догнал четвертого — он как раз был в той группке внизу и финишировал тремя минутами ранее. Ничего не понимаю, какой четвертый? Я был уверен, что иду каким-нибудь двадцатым, особенно после утренней ошибки, и за мной от силы пара человек. Оказывается, 12 сошли, а четвертый после Каслтона был в полутора часах впереди, так что за вторую петлю разрыв удалось почти наверстать. Если б не ежевика, точно бы догнал, но она того стоила. Вот такие чудеса бывают на столь малолюдных забегах. Но больше меня радует, что сохранилась способность свободно бежать до самого конца, на горных трейлах такое у меня случается редко. А Джоан финишировала через 20 минут после меня.
Всего набегал около 170 км, время 31:13.

Беспокоился за многажды клееные и подшитые кроссовки, но они с честью выдержали уже четвертый горный трейл, не считая всяких равнинных пустяков, и готовы к новым свершениям. Ну и я тоже готов.

На обратном пути посетили в Шеффилде изумительный Промышленный музей (на базе бывшего завода) с самой крупной в Европе паровой машиной мощностью 12 тысяч л.с., еще в 70-х годах приводившей стан горячей прокатки для защитных листов ядерного реактора — удивительная встреча технологий разных эпох! Машина с гордым именем «Река Дон» (в честь протекающей через Шеффилд реки, имя которой родственно восточно-европейскому Дону, имея с ним общие индо-иранские корни) до сих пор на ходу к удовольствию публики. Во дворе выставлен настоящий бессемеровский конвертер (не работающий). А в самом городе необычайно выразительный и душевный памятник «стальным женщинам» военных времен.