Этот беговой сезон по-настоящему для меня начался только летом, и, случайно узнав в июне об открытии регистрации на трейл в Чечне (Wild Family), долго не раздумывал — как раз после стомильника в начале сентября в планах ничего не было. Моя нераздумчивость обернулась благом — слоты на сотку разлетелись чуть ли не за час.
В Грозный приехали в субботу втроем, все бежим одну дистанцию. Выдача стартовых пакетов на бывшем стадионе «Динамо», где в 2004 году погиб А. Кадыров. Вход с улицы им. Ахмада Арслана — потомка чеченцев, уехавших еще в XIX веке в Иорданию, где в конце прошлого века он дослужился до больших армейских чинов.
Получив пакеты и пообедав в соседней столовой, пошли повалаться несколько часов в хостел в паре километров от стадиона. Старт в полночь. Конечно, приятнее стартовать длинные дистанции утром, но лимит всего сутки, и после Snowdon Ultra Trail, который у меня занял почти 39 часов, суточный трейл кажется пустяком, каковым он, конечно, не является. Пытаюсь настроиться серьезно, но от легкомысленного отношения избавиться так и не удается.

На трансфер идем к 20.30, по пути грохочет салют: кроме трейла, тут еще и день города, который продолжается всю неделю. Двести пять лет назад на этом месте закончили возведение русского форта, для которого было снесено два десятка селений.
Пять микроавтобусов отчаливают точно в срок, в Грозном каждом перекрестке стоит постовой, светофоры проезжаем на красный свет, от такой заботы несколько не по себе. Старт от озера Кезеной-ам (Къоьзанан Iам «сорочье озеро»), финиш на горнолыжном комплексе Ведучи, обе точки отстоят примерно на сотню км от Грозного.
Озеро Кезеной образовалось несколько тысяч лет назад, когда землетрясением запрудило глубокую долину стока двух горных речек. Здесь устроена зона отдыха, но оценить ее размер в темноте сложно. К ночной осенней прохладе добавляется холод, которым веет с воды, набиваемся в какое-то кафе, где коротаем время до полуночи. Стартовать решаю в длинной и короткой футболках, надеясь согреться на бегу. Перед стартом проверка снаряжения, среди прочего нужна аптечка с особенным содержимым, которое пришлось специально покупать — четыре метра самофиксирующегося бинта, аж три метра пластыря (можно подвязать подошву кроссовка, если решит отвалиться) и гигроскопические салфетки (именно так — во мн. числе; взял чисто формально две, но их количество, равно как и длину бинта и пластыря, не проверяли). Еще нужен паспорт на случай проверки пограничниками. Никакого поста мы не пробегаем, но вроде бы могут спросить просто так, и таки действительно у кого-то спрашивали и фотографировали.

Наконец старт, сразу вниз по хорошей дороге. Трудно не бежать быстро, когда все бегут быстро, не в силах побороть инстинкт и я. Через пару км трек показывает влево, но все дружно бегут вправо. Кричу, уверены ли они, что так и надо. «Я уверен», — отвечает невидимый в темноте маршал, специально поставленный следить, чтобы все бежали неправильно.
Скоро начинается тропа, и тут уж приходится притормозить, вниз по кривому я бегаю плохо.

Согреться бегом не удается, натягиваю перчатки, а потом и мембрану. На этом мой утеплительный ресурс иссякает, но его в итоге оказывается достаточно. Путь время от времени пересекают широкие ручьи, стекающие в шумящую слева речку Ахкете (от ахк — ущелье). Вода достает от силы до середины голени, но ступни быстро стынут и до очередного ручья не успевают согреться. Где-то на пятом бродике спохватываюсь, что всего их обещано двенадцать, начинаю считать. И верно, после двенадцатого ручья Ахкете заканчивается, впадая в Ансалту, а с ней кончаются и броды. Ансалта — аварское название, неподалеку, на территории Дагестана, есть одноименное село. По-чеченски же она называется Анаста.
Ноги долго не согреваются, руки тоже задубели, не могу сжать концы большого и указательного пальцев, а это плохой признак. Только часа через полтора начинаю чувствовать пальцы на ноге и радуюсь, что с бродами на этом всё. На самом деле, будет еще один, бонусный, но я об этом еще не знаю.
Нам предстоят три горы, общий набор, по разным данным, от 4600 до 5000 м, то есть по основным показателям лимит 24 часа представляется вполне достаточным по моим статям.

Пока же продолжается несложный спуск. Первые 14 км совпадают с тропой, обозначенной на карте как маркированный маршрут «Источник жизни», длиною около 27 км от озера Кезеной до Нохчи-Келойского водопада, но никакой маркировки не видно — возможно, из-за темноты. Незадолго до первого ПП на 20-м км начинается грунтовка, проходящая через укрытые темнотой селения, о которых узнаю лишь по дорожным знакам и информационным щитам. Забавно на такой дороге выглядят знаки «Обгон запрещен».

20 км, первый ПП у села Арсой (Орсо «гора»), прихожу сюда в 3 утра, за час до лимита. Пока к своей воде даже не прикасался, из-за прохлады пить не хочется, но на всякий случай наливаюсь впрок колой и чаем.
До сих пор мы в основном спускались, а на следующем 20-километровом перегоне предстоит набор 1000 м и сброс 1200. Набор технически несложный, поверхность удобная, иди себе да иди. Темно, разметка со светоотражайкой висит достаточно плотно, хотя не всегда от одной ленты видна следующая, много разметки сбито ветром или прошедшими раньше, но трек в часах подсказывает, что иду правильно. Вдруг боковым зрением замечаю сверкание отражайки в стороне от тропы. Останавливаюсь и свечу туда фонарем, пытаясь понять, почему разметка раздвоилась. Тут отражайка встает и подтягивает сверкающие катафотами штаны. Мысленно краснею и бегу дальше. В другой раз, уже при свете, когда разметка снова исчезает, вижу в стороне за деревом девушку и рулю в ее направлении, думая, что она на треке. Аналогичная история. Вот тянет же меня…
Около пяти утра что-то неуловимо меняется. Вроде все так же темно, но звезды чуть тускнеют, а скоро на востоке, оказавшемся совсем не там, где я почему-то думал, небо сереет, а потом над кромкой гор розовеет. На черном фоне еще видны огоньки фонариков.

Двигаюсь в основном один, изредка нагоняя одиночек или небольшие группки. Однажды у тропы встречаются люди в полувоенной форме с оружием. Сразу готовлюсь к классическому вопросу и, конечно же, получаю: «За вами еще много?». Дежурно отвечаю, что понятия не имею. Я и вправду совершенно не представляю своей позиции.
Продолжается ненапряжный набор. Тропа неровная, то кочки, то трава, то незаметные спотыкучие камни, но палки помогают удерживать равновесие. Пожалуй, это первый мой трейл, где палки нужны были бóльшую часть времени. Наверное, благодаря им после забега в ногах не было почти никаких неприятных ощущений.

Солнце еще не показалось над гребнями, но уже совсем светло.
На высоте 2400 м тропа выводит на каменистое плоскогорье, обрывающееся с запада резким километровым сбросом на 4 км пути, уклон в верхней части достигает градусов 35. У края дежурят местные люди, присматривают за спуском, в самом начале провешены перила — трос на надежно вбитых арматуринах. Видео с перилами разместили в чате за несколько дней до старта, и я не понимал, зачем они нужны — склон не выглядел особенно крутым. На деле перила оказываются большой подмогой. Прежде я не имел дела с веревками, не считая Малидака, где уклон было почти вертикальный, к тому же трос сильно натянут и на нем можно было почти висеть. Здесь же удобнее оказывается пропустить его под мышкой и дать скользить в ладонях, контролируя скорость сжатием, благо руки еще в перчатках. Таким образом можно комфортно сходить до очередного штыря, где веревку приходится перехватывать. Быстро спускаюсь до конца перил, лишь на последнем отрезке лажаю: не учтя, что нижний конец уже не закреплен, делаю шаг не строго вниз, и меня ведет в сторону, падаю, но без последствий, не считая свалившегося с головы фонаря, который я так до сих пор и не снял (в заднем кармане жилета будет греметь, а до основного отделения не дотягиваюсь — надо снимать жилет, и мне пока лень). Мне представляется, что спускаюсь я быстро и ловко, но на видео выгляжу прискорбно неуклюжим. На этом ролике участок с перилами тоже кажется довольно пологим, но на самом деле он круче, чем продолжение спуска, видного, когда камера обращается вниз.

Каменистый спуск переходит в широкий крутой склон, поросший травой и редкими деревьями. Тропы нет, трава скользкая, даже с палками удержаться сложно, ноги то и дело едут, и я вслед за ними. Наконец сдаюсь и еду уже сознательно на заднице и спине. Сперва никак не приспособлюсь — то разгоняюсь, то застреваю, но постепенно нахожу удобное положение, одну ногу вытягиваю вперед, другую сгибаю в колене и пяткой притормаживаю. Но это оказывается не лучшей идеей: внезапно тормозная пятка на чем-то застревает, болезненно дергая в колене. «Доигрался», — говорит голос в моей голове. «Авось ничего», — отвечает другой. «Ша, — говорю обоим, — разберемся». Разбирательство показывает, что нога в колене хорошо сгибается, но плохо разгибается в конце, идти неудобно, но бежать вроде бы можно. Таким образом, более прав оказывается второй голос. Однако до бега и ходьбы еще далеко, надо завершить спуск, конца-краю которому не видно. Продолжаю езду на тыльной стороне тела, тормозя уже одними руками, хватаясь за траву. Вот только трек постепенно уводит вправо, а без руля или шверта двигаться наискосок не получается. Приходится время от времени вставать и с плохо пока действующим коленом смещаться в сторону. Наконец выполаживание, больше не едется.
Тропа уводит в лес, где тоже встречается длинный крутой участок, уже разбитый до земли предыдущими участниками, но хотя бы можно хвататься за деревья. Меня постепенно обгоняют все, кого я прежде обходил на подъемах и даже те, кого я до сих пор не видал — обычная для меня история.
Спуск кажется бесконечным, но вот уже люди впереди довольно резво движутся поперек склона, значит там дорога. Последние десятки метров, и можно наконец произвести ревизию колена. Небольшой дискомфорт при попытке распрямить до конца, но бежать действительно могу, а через несколько километров что-то встает на место и больше уже не беспокоит, «Авось» в очередной раз победил «Всё пропало».

Бегу по этим местам и пытаюсь смотреть глазами брата моей бабушки, Наума Абрамовича Рашкевича, который 50−60 лет назад исходил их и один, и со студентами. Помню его рассказы об этих экспедициях и экзотические названия мест Кезеной, Шаро-Аргун. Он был завкафедрой зоологии и декан биофака в Грозненском университете и очень хороший и добрый человек. На другой день я отправился взглянуть на университет: хотя в городе после бомбардировок и реконструкции от старой застройки осталось мало, он уцелел, это огромный комплекс зданий, окруженный забором с КПП, будто военный объект.
Между тем грунтовка совсем скоро приводит в лакскую деревне Кири (от лак. кири — «кожа», «овчина»). Встречные мальчишки не здороваются — в отличие от взрослых. Возможно, стесняются, или это форма вежливости.
Здесь на 38-км второй ПП, отрыв от лимита увеличился до двух часов с лишним. Кажется, там были арбузы, но меня больше тянет на чай с зефирками.
Дорога тянется через деревню, поворачивает к горам и внезапно выводит к броду через ручей Бутти (от названия тейпа, приток Кенхи). Тут замечаю, что разметки нет, хотя часы показывают, что я на треке. Проверяю по карте в телефоне — все верно, трек проходит четко по автомобильному броду. Вода холоднющая, но днем это уже не проблема. За бродом вижу и ленточки — видимо, где-то пропустил разметку, уводившую правее на мостик.

Рядом с дорогой шумит сначала быстрая Кенхи, вполне оправдывающая свое название (кIай «белый» и хи «вода»), а потом ее южный приток Чадыри. Один за другим следуют хутора: Школхо, Кататлы, образующие поселение Кенхи, где живут чамалинцы (аварский субэтнос).
Стараюсь по ровному бежать, в уклоны энергично захожу на палках и в результате нагоняю человек восемь. Они как будто совсем не торопятся, а я спешу воспользоваться редким беговым участком, чтобы хоть немного наверстать потерянное на спусках.

44 км — ПП-2 в деревне Чайры (ча «медведь» и ара «поляна»). Здесь, как и на предыдущих ПП, приготовлены табуреточки, на которых удобно сидеть, разбираясь с кроссовками и прочим. Рядом стоит дедушка, готовый фотографироваться со всеми желающими. Представляюсь, его зовут Амхад, он старейшина деревни, как потом объясняют волонтеры, и стоит тут с самого утра, встречая всех бегунов и бегуний.

Сразу за ПП начинается подъем по тропе по северо-восточному склону горы Баумкорт до высоты 2400 (сама же гора на 260 м выше). Время к полудню, солнце жарит, начинаю жалеть, что не наполнил третью бутылочку. С высотой становится немного труднее дышать, а может, просто слишком долго иду вверх. Когда, судя по стуку в висках, пульс начинает зашкаливать, останавливаюсь отдышаться секунд двадцать. Дольше отдыхать смысла нет, легче не станет, только выбьюсь из режима и ритма.

Перевала пока не видно, гребень сменяется гребнем, открывая все новые виды на складчатые зеленые горы, над краем которых возвышается на юге Снеговой хребет, разделяющий Чечню и Дагестан. Стало положе, идти нетрудно, переставляй себе ноги и палки, да и все, на редких коротких спусках стараюсь бежать. Жарко, и о подходе к очередному гребню заранее дает знать приятный ветерок.
Временами тропа проходит прямо по гребню, вид живописный на обе стороны, но если неудачно споткнуться, в каждую живописную сторону можно катиться довольно долго.

Но гребень хотя бы ровный, куда неприятнее тропа по траверсу, когда с одной стороны голый склон, в котором вязнет палка, а с другой деревья и кусты, не дающие идти прямо по тропе. Здесь приходится быть особенно внимательным.
Подъем почти закончился и внезапно тропа упирается в каменистый обрыв, по нему точно не спуститься, хотя трек показывает прямо. Слева лес, справа травяной склон вдоль обрыва. Ленточек нет, снова где-то пропустил поворот, увлекшись смотрением под ноги. Не видно разметки и на другой стороне. Немного спустившись вдоль обрыва, все-таки замечаю ленточку на другой стороне. Как же туда попасть? Тут появляется другой участник и без особых раздумий бодро чешет сначала по травке вниз, а вскоре выныривает на другой стороне расщелины. Следую его примеру и тоже выбираюсь к разметке. Отсюда уже видно, что правильно было все-таки через верх. Ну да ладно, путь мы себе только удлинили и усложнили.

Через 10 км выбираюсь на грунтовку, петлями спускающуюся в Шаро-Аргунское ущелье. Вроде бы можно бежать, но не бежится — наклон великоват, никак не приспособлюсь, чтобы не колотить ногами о землю, но постепенно разбегиваюсь до неторопливой трусцы. Ничего особо не болит, лишь подсбита одна подошва, но не критично.
Миную деревню Хакмадой (Хьакъмада), с редко стоящими домами, это центральное поселение одноименного тейпа, но большинство его аулов давно заброшены, жители из-за трудных условий жизни переселились на равнину. Возможно, этим объясняется и то, что троп здесь мало и они мало хожены: тропы возникают и существуют главным образом благодаря тому, что жители соседних деревень ходят друг к другу коротким путем, здесь же ходить некому и не к кому.
На очередном повороте разметка уводит вправо за дом, хотя трек указывает влево по дороге. С высокого крыльца два развеселых пацана наперебой кричат: «Туда, туда, все туда», указывая, куда ведет трек, и от усердия подпрыгивая на месте. Но почему же разметка вправо? Захожу во двор проверить. На крыльце появляется бабушка и подтверждает, что надо влево. Показываю на разметку, и она принимается костерить пацанов, которые устроили себе потеху — перевесили ленточки во двор, чтобы раз за разом спасительными воплями направлять нас на верный путь. Конечно, можно было бы вопить и не перевешивая, но, положа руку на сердце, это была бы уже совсем не та потеха. Прошу бабушку перевесить ленточки обратно и продолжаю трусить вниз. Воды маловато, отпиваю по глотку каждые пятьсот метров.

В самом низу мостик через Шаро-Аргун (Шаройн-Орга), это приток Аргуна, стекающий из грузинской Тушетии. Перед мостиком плакат: «ПП 500 м вверх». Странно, зачем здесь ПП, ведь через 4 км заброска? Может быть, впереди трудный участок? Так или иначе, столь близкий ПП не может не радовать, и я допиваю небольшой остаток воды в предвкушении ее изобилия. Правда, дорога сперва почему-то идет вниз, но потом действительно начинается подъем, однако ни через 500, ни через 1500 м никакого ПП нет. Неужели пропустил? Проверяю по карте в телефоне — никаких отворотов не видно.

Ничего не поделаешь, тащусь по жаре насухую. Под ногами уже хороший асфальт. Прохожу сооружение с краником, но пить оттуда не решаюсь, труба идет с горы, а высота небольшая и вокруг полно овец. Да и забор странный, а сооружение слишком внушительно для всего лишь питья. Возможно, это вовсе и не питьевая вода, а, например, для омовения, думаю я.

Наконец после нескольких поворотов шоссе открывается село Шарой, древний административный центр одноименного военного союза, с оборонительными башнями, которые виднелись еще с противоположного склона ущелья. Правда, все это новодел начала 2010-х, а прежде башни лежали в руинах. Такие же имелись во всех окрестных аулах, включая Хакмадой, но бóльшую их часть разрушили после колонизации Чечни в XIX веке, а остатки — после депортации чеченцев в 1944, когда окрестные деревни были заселены дагестанцами. Название же Шарой предположительно происходит от шуьйра «широкий» и гIo «склон».
К башням трек выводит по крутой тропинке по задворкам села, и тем неожиданней переход к цивилизации с машинами, мощеной улицей и высокими домами. Мне предлагают прекрасный заранее заваренный доширак. Правда, при вскрытии обнаруживается, что он так настоялся, что впитал всю жижу. Но когда в него доливают кипятку, он делается окончательно прекрасен, особенно с куском колбасы, совершенно бесполезной для энергоснабжения при беге , зато очень вкусной. Здесь табуреточек нет, но имеется крыльцо, на котором можно устроиться с удобством. Разъясняется и загадка с плакатом у мостика: оказывается, имелось в виду, что ПП через 500 м набора. Многие поняли правильно, но кое-кто поймался подобно мне. Правда, и пятисот метров набора там не было, от силы триста.
63 км позади, время около двух пополудни, остается всего 38 км и одна гора, с которой обещан простой спуск. Впрочем, и подъем оказывается не сложнее, на что сетовали многие участники, особенно с дистанции 35К, для которых этот последний отрезок и составил весь трейл. Мне же вполне хватило оставшегося позади, так что я этим куском ничуть не расстроен. А пока плотная грунтовка взбирается по серпантину в гору; долго иду один, потому что все здесь движутся примерно с одинаковой скоростью. Навстречу спускается группа из двух десятков туристов, удивляюсь, как тепло они одеты. Не менее тепло одеты и многие бегуны, будто и не раздевались с ночи, даже в шапке и перчатках в разгар дня.

Каждый поворот дороги открывает новый вид на долину со все уменьшающимся башенным комплексом и Хакмадоем с веселыми пацанами. Ветер дует из ущелья и от каждого придорожного столбика тянется длинная сверкающая нить паутины. Всякий раз пригибаюсь, чтобы не зацепить, а впрочем, эти пауки-неудачники зря старались, до другой стороны дороги слишком далеко.
Впереди виднеется странный кусок шоссе, неужели под таким углом могут заезжать машины? Но это оказывается удивительный выход скальной породы.

Редкие машины заранее снижают скорость, чтобы не обдать пылью, но ничего с ней поделать не могут. Одна останавливается рядом, и водитель спрашивает, куда иду. Я хочу назвать еще и место старта, но память начисто отшибает. Говорю, что иду в Ведучи́, но он поправляет: Веду́чи.
На дороге многочисленные засохшие вдавлины от чьих-то лап, оставленные во время последнего дождя. В дождь здесь было бы намного неприятнее. Солнце уже низко, у моей тени палки столь длинны, что того и гляди переломятся.

Дорога постепенно заворачивает за гору Чархунышкорт (чеч. Чорхамаш корта от корта «вершина» и Чорхамаш — возможно, связано с иччархо — охотник) и на высоте 2600, не доходя до вершины метров сто пятьдесят, начинается простой спуск, лишь однажды на несколько километров уводящий на тропу, сразу за ПП в Шикарое (название сравнивают с арабским Шикъар «русый»). Для дистанции 35К это оказался единственный по-настоящему трейловый участок. На открытых участках солнце еще печет, и когда после поворота тропы я попадаю в тень, тело обдает приятной прохладой. Наконец после очередного поворота оно уже не появляется и прохлада внезапно сменяется пронзительно-холодным ветром. Быстро утепляюсь, смеркается, снова достаю фонарь.
Остается километров 10 до ПП Ведучи, от которого 8 км до финиша. Ведучи — лишь одно из двух названий этого поселения и означает «на плоскости», другое же, Хачарой, происходит от хьач «алыча» и ара «поляна». Тейп Хачарой издавна отличался изолированностью от прочих тейпов и даже ислам принял не раньше XVIII века. Таково же название и протекающей к югу от него речки Хьачаройн-эхк, неподалеку отсюда впадающей в Аргун.
Красивые виды закончились, вокруг только лес, к тому же окончательно темнеет. Стараюсь бежать, даже нагоняю несколько человек, но тут часы сигнализируют низкий заряд, приходится потерять время, чтобы снять жилет и достать power. Жалею, что не положил его поближе, но вообще-то надеялся, что заряда хватит. Пока вожусь, группа, которую я догнал, уходит вперед. Неспешно трушу вниз, коротая время питьем: каждые 500 м глоток изотоник, еще через 500 — вода. Фонарь светит круглым пятном, от которого временами плывет в глазах. Вдвигаю окуляр, увеличивая пятно до предела, но оно не в силах охватить всю ширину дороги. На узкой тропе не было бы такой проблемы.
94 км, последний ПП, впереди шесть км по грунтовке, а на десерт двухкилометровый подъем к финишу с набором 300 м по горнолыжке, устроенной на склоне хребта Данедук (дукъ — хребет). По крайней мере, так мне говорят на ПП. Интересно, что за подъем? Одно дело, если по горнолыжному спуску, как стартовый участок от поляны Азау на Эльбрусе. И совсем другое — по корявой тропе под подъемниками, где любят резвиться офф-райдеры. Надо было спросить на ПП, но я забыл. Ничего, скоро узнаю сам.
Нагоняю давешнюю группу, от которой отстал, завозившись с часами. И тут мне вдруг побежалось. Оставляю их далеко позади, отсчитываю километры — 4, 5, 6, но где же обещанный подъем? Еще километр, дорога все так же петлями плавно уходит вниз. Бегу уже непрерывно, даже в подъемы, благо редки и пологи, вокруг ни души и мертвая тишина, лишь мои кроссовки стучат по твердой дороге. Пролезаю под шлагбаумом, рядом из джипа спрашивают: «Как вы себя чувствуете? Дойдете?». Вопрос кажется странным так близко от финиша, но мало ли. Отвечаю утвердительно.
Наконец впереди костер, он точно неспроста. Рядом кучка народу, велят доставать палки, дальше 700 м подъема с набором 300, местный парень озабоченно предупреждает: «Брат, там осторожно, очень тяжелый подъем, сыпуха…». Едва начинаю взбираться, вижу впереди несколько человек, вместе через сотню метров выходим к яркому прожектору, от которого слышим: «Кто хочет фото, гасите свои фонари и идите на мой». Мне фото ни к чему, прошу фотографа не светить в рожу, вероятно, излишне грубо. Ухожу вперед, начинается основной подъем, сыпухи нет и в помине, просто тропинка вдоль лыжного спуска, на который сейчас уложена пластмассовая решетка, возможно, это летняя трасса. Делаю шаги покороче да почаще. На половине склона угол уменьшается, остается 400, 300, 100 м, странно — впереди лишь тьма и тишина. Вдруг часы весело пищат и светятся голубым — всё, финиш, полагают они. Однако разметка ведет дальше, да и склон еще не кончился. Слышится музыка, но финиш пока не виден. Но вот появляется и арка: еще сотня метров и поворот направо в финишный коридор, можно разогнаться напоследок во всю дурь.

Время 21.09, сороковой результат. Придя к первому ПП аж 84-м, на каждом отрезке поднимался на несколько позиций. Из 93 стартовавших 23 сошли и одна девушка опоздала на финиш на пять минут.
Финишировавшим после меня пришлось на последнем подъеме несладко, потому что внезапно подул такой сильный ветер, что нас экстренно выгнали из шатра для переодевания, который грозил вот-вот разлететься на части. В столовой получаю простывший плов и удачно поспеваю на очередной трансфер в Грозный. Водитель оказался лихим, на поворотах почти не тормозил, пару раз налетал на лежачего полицейского, вызывая возмущение и вопросы, есть ли у него права, хотя он же не нарочно, его горемычному автобусу приходилось куда хуже, чем нам. Однако плов уже начинал проситься наружу и я не чаял, когда доедем. Но надо отдать водителю должное — довез быстро.

Это был последний мой трейл из запланированных на год, и, завершая очередной отчет, не могу не думать о том, как через много лет кто-нибудь прочтет его и поместит в своей голове на условную полочку «Повседневная жизнь бегуна времён паскудной войны». Мы ничего не можем поделать с тем, что творится совсем рядом, и вынуждены продолжать жить в условиях, в которые помещены историей. Единственное, что в силах обычного человека, не героя, — не поддаваться соблазнительной лжи и сохранять здравое и честное отношение к происходящему, не выдумывая ради душевного комфорта жалких оправданий о незнании «всей правды» и не перекладывая моральную ответственность на узурпаторов.